— Это ты во всем виноват! — сорвался Брехт на Льора. — Зачем ты ее отпустил?

— Я ее не отпускал, — втянул голову в плечи юноша. — Она сама ушла…

— «Сама, сама»! — передразнил эльфа орк. — А ты кто, мужчина или тряпка? Кинулся смотреть на этих… Только танцульки на уме!

— Но это все, что я умею и…

— Именно что все! — рявкнул Брехт. — Больше ты ни на что не годен!

— Неправда. — Голос юноши задрожал. — Я… Я докажу! Я смогу…

— Ты? — зарычал Брехт, приподнимая Льора за грудки. — Да ты даже себя не мог защитить! И если бы не я, тебя до сих пор бы лапали всякие извращенцы, а ты бы это терпел! Вот какого гоблина тебя понесло смотреть на танцовщиц? Хочешь обратно на помост, развлекать толпу? Соскучился по настоящим мужикам? Так я это тебе могу устроить! Рынок рабов рядом! Тебе этого хочется, да?

Он вдруг осекся, заметив, какими полными ужаса глазами смотрит на него Льор. Юноша побледнел, сжался в комок и, когда Брехт выпустил его из рук, сполз на землю, обхватив колени руками и спрятав в них лицо. Плечи его затряслись.

— Ладно. — Сделав несколько вдохов, Брехт пихнул Льора коленом. — Я тоже хорош… Вставай. Сорку надо искать…

— Как? — всхлипнул юноша.

— Не знаю. Но если надо, я этот поганый городишко с землей сровняю.

Лицо девушки встало перед мысленным взором. «Сорка! Ты же умеешь читать мои мысли, — про себя взмолился он. — И ты — шаманка. Пожалуйста, сделай так, чтобы я смог прочесть твои мысли! Хоть знак какой подай! Где ты?»

Не знаю, — мысленный ответ пришел так неожиданно, что Брехт выматерился. — Они запихнули меня в мешок! Я ничего не вижу!

— Ну хоть что-нибудь! Хоть какой-нибудь знак!

Они говорят… — Девушка мысленно произнесла несколько слов.

— Бежим! — наклонившись, Брехт рывком вздернул Льора на ноги, забросил на плечо, как овцу, и со всех ног кинулся обратно к торговцам.

Купец обрадовался ему, как родному:

— Все-таки решил согласиться?

— Нет, — Брехт сбросил эльфа с плеча и на всякий случай крепко стиснул его локоть, чтобы еще и этот не сбежал. — Что означает: «А-Эздра ун грата махрот…»?

— Может быть, «махрот-та»? — переспросил купец. — «В Эздре продадим за хорошую цену…» — вот что это означает.

— Что такое Эздра?

— Эмират на берегу Глиняного Моря. Это в нескольких неделях пути на юго-восток. А что случилось?

— Только что на базаре похитили девушку, и, думаю, ее могут переправить в Эздру, чтобы там продать, — объяснил Брехт. — Если я правильно запомнил слова…

— Э, — купец распустил губы в улыбке, — здесь такое бывает. Поэтому родители никогда не отпускают своих дочерей из дому одних. Бросаться на выручку всем попавшим в беду девушкам…

— Это его сестра, — не моргнув глазом, соврал Брехт, кивая на Льора. — И моя жена.

Ой! — пискнул кто-то мысленно.

— Кто-нибудь из купцов идет в сторону Эздры? — не обращая внимания на хлынувшие в голову эмоции, поинтересовался Брехт.

— Да почтенный Локай, кажется, и идет, — припомнил купец. — Погонит на продажу лошадей и повезет еще кое-какие товары. Он стоит вон там, с краю!

Схватив Льора, Брехт потащил юного эльфа в указанном направлении, но, когда они уже поравнялись с загонами, тот вдруг с криком кинулся вперед, вырываясь из рук орка:

— Брехт, ты только посмотри!

— Стой! Парень, куда? Убьет! — заорали погонщики и слуги на смеси языков, но Льор змейкой протиснулся между выставленных локтей и рук и одним прыжком сиганул в загон, откуда несколько вспотевших, злых и усталых пастухов пытались выгнать жеребца. Тот метался, как ураган, сопротивляясь любым попыткам обуздать себя.

В три этажа, по отцу и матери помянув добрым словом всех эльфов вообще и одно ушастое недоразумение в частности, Брехт с быстрого шага перешел на бег и уже приготовился прыгать в загон, с риском для жизни спасать мальчишку, когда глазам его и всех собравшихся предстало удивительное зрелище. Болтая ногами и вереща так, что в ушах звенело, Льор повис на шее чалого жеребца, прижимаясь к нему, как к старому другу. И вредный коняга, вместо того чтобы откусить мальчишке наглые ручонки, лишь переминался с ноги на ногу и со страдальческой миной закатывал глаза, терпеливо ожидая, пока тот навизжится.

— Вылезай оттуда, недомерок! — гаркнул орк.

— Брехт, — Льор одарил его через плечо счастливой улыбкой, — ты что, не узнаешь? Это же он! Милый, — юноша с восторгом принялся целовать конскую морду, — как ты нас нашел? Брехт, это же наш конь!

Жеребец повернул голову, исподлобья смерив орка оценивающим взглядом, и Брехт впервые в жизни ощутил желание куда-нибудь спрятаться, пока не наваляли. Но это был тот самый чалый жеребец, который, как он думал, навсегда сгинул в горах.

— Ты!

«Я», — нехорошо прищурился конь.

— Эй! Эй! — Богато одетый человек протолкнулся поближе. — Это твой мальчишка?

— Да, — кивнул Брехт. — И лошадь тоже типа моя.

«И пусть кто-нибудь попробует в этом усомниться!» — жеребец поверх Льоровой макушки обвел зрителей многообещающим взглядом.

— Уф! — Человек вытер пот со лба. — Нашлась на этого зверя управа! Я уж хотел его забить…

— А я хотел найти хозяина этого места, почтенного Локая, — перебил его Брехт, — и наняться в охранники.

— Мое имя — Локай ап-Онна, — представился человек, окидывая орка оценивающим и словно раздевающим взглядом. Увиденное ему явно понравилось. — Три золотых — аванс и еще семь на месте.

— Устроит, — не торгуясь, кивнул орк. — Когда выезжаете?

— Послезавтра.

Брехт подавил вздох, но вслух ничего не сказал.

Сначала, когда на нее напали, Сорка растерялась. Потом, когда ее связали и бросили на подводу, испугалась. Прошло несколько долгих томительных минут, наполненных страхом за свою жизнь, во время которых девушка не переставала ругать себя на все лады за беспечность. Дура она была, что не послушалась Брехта! А теперь и маму не нашла, и сама потерялась… Что же с нею будет?

Будущее рисовалось ей в самых мрачных красках. Сорка уже поняла, что стала жертвой охотников на людей. Во многих странах рабство было отменено — на бумаге. То есть по закону запрещалось покупать и продавать людей, но никому не запрещалось владеть людьми-рабами и тем более нелюдями. То есть на рабских рынках людей продавали из-под полы или выводили на помост под видом наемной рабочей силы. Девушку могли оформить как невесту, несовершеннолетних детей — как сирот, нуждающихся в опеке добрых и состоятельных людей. На западе рабство становилось цивилизованным — рабов покупали где-то, а на место привозили уже «готовыми», и большинство из них именовалось просто домашней прислугой. Но здесь, на востоке, все иначе. И Сорке предстояло на своей шкуре узнать это.